Сергиево-Посадский

Мода без перевода

Как русское становится популярным

Блины, конечно, не русское изобретение. Любой народ, которому известна мука, вода и огонь, делал нечто похожее. Но именно блин (а особенно нынешний масленичный) стал выражением живой, понятной и близкой "русскости" для нас же самих, в отличие, скажем, от балалайки, кокошника, хлеба-соли и подобных "сувенирных" символов России.

Какие образы помогают сер-гиевопосадцам найти свою идентичность сегодня? Откуда этот всплеск интереса к корням, который мы наблюдаем в последние годы? Что это — очередная мода, игры политиков или искренний интерес?

Скелетки и моргалки. "Самые лучшие спецы по куклам в городе" — так в Сергиевом Посаде вам отрекомендуют семью художников Дмитриевых, где тряпичные куклы и деревянные матрёшки стали профессией и предметом изучения всех четверых — родителей и двух дочерей.

Марию, старшую сестру, можно застать в Перми, Самаре, Иркутске или других городах, где она проводит мастер-классы по изготовлению традиционной русской куклы. На своём основном месте работы, в Сергиево-Посадском музее-заповеднике, она занимается тем же самым, рассказывая и показывая, как может выглядеть современная игрушка — без пластиковых деталей и микропроцессора.

Интерес к традиционной игрушке растёт. "Детям нравится то, что она как раз очень простая", — говорит Мария. Да и сами названия не могут не интриговать — одни только куклы-моргалки и куклы-скелетки чего стоят.

Главное, не превратить народную куклу в некий амулет или модный аксессуар. "Мода на русское — это прекрасно, — говорит Мария, — только бы она не сводилась к потребительскому отношению. Иногда спрашивают, мол, нет ли такой куклы, чтобы здоровье поправить или денег побольше заработать. Я считаю, что кукла должна оставаться игрушкой".

Калитки с начинкой. Это не те калитки, которые надо, как предлагалось в известном романсе, "отворять потихоньку". Калитками на севере России называют маленькие открытые пирожки с разнообразными начинками.

В сергиевопосадском Центре традиционной русской культуры "Древо жизни" калитки стали одним из символов обращения к истокам. Центр — общественное объединение добровольцев разного возраста и профессий. Самым известным его ответвлением стал фольклорный ансамбль "Скоморошья слобода" при Дворце культуры им. Ю. Гагарина, члены которого воссоздают старинные игры, песни и обряды.

Калитками, что они пекут, собравшись вместе, дело

не ограничивается. В меню "Древа" есть, например, кузьминская каша — секретное блюдо, рецепт которого они нашли в одной из фольклорных экспедиций. Эту кашу готовят только на Кузьминки ("осени поминки", как говорят в народе), и рецепт её в нашем городе знают всего несколько человек.

На гуслях, на кулаках. Считать, что возрождением традиции интересуется только слабый пол, будет неправильно. При "Древе жизни" появилось объединение стеношных (именно так, через "ш") боёв. Это исключительно мужская забава: девушек на тренировки не допускают, бои идут не только на кулаках, но и на палках.

Время от времени у стен Лавры можно услышать гусли сергиевопосад-ца Романа Тюнякина, известного по участию в ансамбле "Живая вода". При том что классов гуслей в официальных музыкальных школах нет и не предвидится, считается, что научиться играть на этом инструменте не так уж и сложно. Тем более если есть гитарная подготовка.

Чисто мужской забавой считались и городки — почти потерянная спортивная игра. Попытки возрождения делались в Богородском, на музейных ночах в Абрамцеве. Последняя городочная площадка когда-то была на стадионе "Темп", и сейчас, после её ликвидации, в городки, судя по всему, можно поиграть только в пансионате "Буран".

Почему это случилось? У каждого явления есть своя причина, и, убеждена Татьяна Смирнова, поворот к русскому стал следствием того, что людям становится всё менее комфортно жить. Не в бытовом, а в душевном плане. "Это как к маме в гости приехать. В традиции удобно, нестрашно, уверенно. Своя культура не обманет, о каком бы народе ни шла речь — о русских, грузинах или французах", — говорит она.

Татьяна признаёт, что нынешний интерес отчасти продиктован и модой, но модники, по её наблюдению, отсеиваются примерно через год-два. Оставаться на поверхности традиции, не углубляясь в её изучение, невозможно, говорит она.

И в повседневной жизни, поменяв свои домотканые льняные костюмы на обычную одежду, ребята из "Скоморошьей слободы" могут работать кем угодно, и в их наушниках может оказаться кто угодно — хоть Стравинский, хоть Канье Уэст. Профессиональной ревности у руководителя "Скоморошьей слободы" нет. Если только печаль — от того, что "человека раздёргивает".